1
Жизнь — фонтан.
Открывайте и пейте-ка!
Забульбулькало в горлышке узком.
Обнимай
бутылки,
поэтика!
Вторьте
пробкам,
театр и музыка!
Заучена
песня
раньше азов,—
поют,
кутежами балованы,—
как Аристотель,
мудрец-филозоф,
пропил
свои
панталоны.
2
Душу
пуншем
и шуткой греючи
над омаром
с фарфоровых блюд,
ты спроси
Александр Сергеича:
— Что вы любите? —
«Я?
Люблю —
и блеск, и шум, и говор балов,
и в час пирушки холостой
шипенье пенистых бокалов
и пунша пламень голубой».
Прекрасной
дамы
тень сквозная
мелькнет
в бутылочной длине,—
а пьяный
Блок
бубнит:
«Я знаю,
я знаю — истина в вине».
Пенится
бокал золоторунный…
Петербурговы буруны
черных
роз
намели пучки…
«И тотчас же в ответ что-то грянули струны,
исступленно запели смычки».
А Северянин
в эти
разливы струн
и флейтин
влез
прейскурантом вин:
«Как хорошо в буфете
пить крем-дэ-мандарин».
Сдавались
флейты
пастушеским дудкам;
колючками рифм,
как репей,
Сергей Есенин
пристал к проституткам:
«Пей, выдра, пей!»
Куда пойдешь?!
И годы назад
Маяковский
мечтал и мяк,
сидел
в пролетавших ночах,
«глаза
уткнув
в желтоглазый коньяк».
А «Травиаты»
из театров,
«из маленьких и больших,
расканареивались
по воздушной волне…
Пей
и подпевай,
безголос и фальшив:
«Налейте, налейте бокалы полней!»
Пока
заморские
шипучие тринкены
лакали
дворяне,
тянул
народ,
забитый и закриканный,
бочки
разной дряни.
Попы поощряли:
«Терпите, братие,
пейте,
причащайтесь, как велит вседержитель.
На Руси
веселие пити,
не можно
без водки
жити».
И под скрип телег,
и под луч луны
пили
и зиму и лето…
Аж выводились
под Москвою
белые слоны
и змеи —
зеленого цвета,
3
Не нам
о богатых
песней казниться.
— Пейте,
господа!
Услужливо
греет
разная Ницца
наследство
ваших подагр.
Мы там,
где небо
взамен потолка,
с тобою,
нищь и голь.
Тебе
времена
в коммуну толкать,—
но встанет четверть —
и вся недолга,
и топит
борьбу
алкоголь.
4
Мылом-цифрами
смойте с водки
поэтический
грим
красотки.
Копытом
по книге
ступай, вино,
четверкой
своей
свиной…
***
Маяковский В. В.
