Отмщенье, государь, отмщенье!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу,
Чтоб казнь его в позднейшие века
Твой правый суд потомству возвестила,
Чтоб видели злодеи в ней пример.
Погиб поэт! — невольник чести —
Пал, оклеветанный молвой,
С свинцом в груди и жаждой мести,
Поникнув гордой головой!..
Не вынесла душа поэта
Позора мелочных обид,
Восстал он против мнений света
Один, как прежде… и убит!
Убит!.. К чему теперь рыданья,
Пустых похвал ненужный хор
И жалкий лепет оправданья?
Судьбы свершился приговор!
Не вы ль сперва так злобно гнали
Его свободный, смелый дар
И для потехи раздували
Чуть затаившийся пожар?
Что ж? веселитесь… Он мучений
Последних вынести не мог:
Угас, как светоч, дивный гений,
Увял торжественный венок.
Его убийца хладнокровно
Навел удар… спасенья нет:
Пустое сердце бьется ровно,
В руке не дрогнул пистолет.
И что за диво?… издалека,
Подобный сотням беглецов,
На ловлю счастья и чинов
Заброшен к нам по воле рока;
Смеясь, он дерзко презирал
Земли чужой язык и нравы;
Не мог щадить он нашей славы;
Не мог понять в сей миг кровавый,
На что он руку поднимал!..
И он убит — и взят могилой,
Как тот певец, неведомый, но милый,
Добыча ревности глухой,
Воспетый им с такою чудной силой,
Сраженный, как и он, безжалостной рукой.
Зачем от мирных нег и дружбы простодушной
Вступил он в этот свет завистливый и душный
Для сердца вольного и пламенных страстей?
Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,
Зачем поверил он словам и ласкам ложным,
Он, с юных лет постигнувший людей?..
И прежний сняв венок — они венец терновый,
Увитый лаврами, надели на него:
Но иглы тайные сурово
Язвили славное чело;
Отравлены его последние мгновенья
Коварным шепотом насмешливых невежд,
И умер он — с напрасной жаждой мщенья,
С досадой тайною обманутых надежд.
Замолкли звуки чудных песен,
Не раздаваться им опять:
Приют певца угрюм и тесен,
И на устах его печать.
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда — всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли, и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
***
1837 г. Михаил Лермонтов
Опубликовано «Полярная звезда на 1856 г.», без эпиграфа, под заглавием «На смерть Пушкина».
Эпиграф — «Отмщенье, государь, отмщенье» вызвал особое негодование шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа. «Вступление к этому сочинению, т. е. эпиграф, – дерзко, а конец – бесстыдное вольнодумство, более чем преступное».
Слухи о гибели Пушкина распространялись в Петербурге еще накануне его смерти.
А уже 7 февраля, когда Михаила Лермонтова посетил его двоюродный брат – камер-юнкер, чиновник министерства иностранных дел Н. А. Столыпин – были написаны заключительные строки – «Погиб поэт» «А вы, надменные потомки», «Свободы, Гения и Славы палачи!», «наперсники разврата» вы сможете смыть «Поэта праведную кровь!». Лермонтов узнал о трусливой позиции правительства, распорядившегося тайно похоронить Пушкина, запретившего упоминать о его гибели в печати.
Современники свидетельствовали, что эти строки – ответ Михаила Лермонтова на позицию великосветских кругов оправдывавших поведение Дантеса и Геккерна, утверждавших, что они «не подлежат ни законам, ни суду русскому». Лермонтов смог в полной мере оценить политический смысл и весь масштаб национальной трагедии.
